Моцарт и Васильев

Народный артист СССР Владимир Васильев отметил 80-летие синтетической премьерой в Татарском театре оперы и балета имени Мусы Джалиля: ею открыли сезон в Казани в сентябре. 22 ноября эту работу казанского театра показали на сцене родного для танцовщика Большого театра России

Легендарный советский танцовщик Владимир Васильев, несмотря на солидную персональную дату, не снижает накала своего творческого горения. К очередному юбилею он задумал грандиозный проект – оперно-балетную феерию на музыку Реквиема Моцарта. Пандемия смешала карты и то, что должно было выйти в апреле, реализовано на сцене только в сентябре. Но зато этим необычным высказыванием Татарский театр оперы и балета имени Мусы Джалиля, с которым Владимир Викторович сотрудничает уже не впервые, открыл сезон, что сделало событие еще более значимым.

Пять лет назад мэтр делал похожую композицию здесь же, в Казани, но на другом музыкальном материале – Высокой мессы Баха. Хореографическая фантазия «Даруй нам мир» («Dona nobis pacem») оказалась «ко двору» и по силам коллективу из Татарии – мудрый многолетний директор Театра имени Джалиля Рауфаль Мухаметзянов не побоялся жанровой синтетичности нового творения. В результате родился необычный симбиоз искусств, с триумфом представленный сначала в Казани, а позже и на Исторической сцене Большого театра России в Москве. Новую работу также привезли в российскую столицу и показали в родном театре Васильева: философская притча «И воссияет вечный свет» удивляла теперь уже московскую публику.

Идея синтетичности в исполнительских искусствах сегодня очень популярна. Творцов и публику уже не удовлетворяет пресловутая синтетичность, например, оперного жанра – хочется большего, хочется протестировать другие художественные реальности, свести их воедино, заставить выдать эмоций комплексно, воздействуя на все возможные точки восприятия. Искусство движется по пути интегративности – нравится это кому-то или нет.

Именно потому сегодня десятки генделевских опер не удовлетворяют интереса к театральному наследию этого гения: повсеместной стала практика театральных постановок его великих ораторий и кантат. Недостижимая и непостижимая глыба мировой музыки – не только эпохи барокко, в которую он творил – Бах, всю жизнь бежавший театра: его кантатно-ораториальное творчество сегодня все чаще становится объектом театрализации, когда его великую музыку «украшают» видеоконтентом, придуманным драматическим действом, занимательной сценографией… А сколько раз уже «визуализировали» и театрально-сценически, и хореографически, и с помощью видео-арта, кино, мэппинга и бог знает еще чего, «растолковывали» публике Реквием Верди? Не счесть этих попыток по всему миру…

В отличие от сценических кантат, таких, например, как «Кармина бурана» Карла Орфа или «Жанна д’Арк на костре» Артюра Оннегера, Реквием Моцарта писался вовсе не для театра – он органичен в строгом антураже концертного зала или храма. Роскошь зала Исторической сцены Большого кажется для него чрезмерной рамой, также как и действо на сцене, активно сопровождаемое видеографикой, здорово отвлекает от великой музыки, которая абсолютно самодостаточна, ибо являет собой целую вселенную смыслов и чувств. Такие мысли рождаются по открытии занавеса, но потом они отступают – сначала на второй план, а потом и вовсе растворяются и исчезают. Причина этого в том, что Владимиру Васильеву, кажется, удалось трудное дело, почти невозможное – создать гармоничный спектакль на музыку, которая никакого сценического действия не предполагает, которая бежит внешних эффектов. Удалось соблюсти меру и вкус, удалось прирастить и углубить смыслы – и космогоническая компьютерная видеографика Эрика Исламова (с использованием живописных работ самого Васильева), и выразительный свет Айвара Салихова, и эстетичные костюмы и величественные, конструктивно сложные декорации Виктора Герасименко, и собственно хореография Васильева сливаются в увлекательный и очень искренний рассказ – о судьбе художника, о радостях и потерях, о смысле жизни и смысле творчества.

Путь рисковый, хотя и очень понятный в контексте развития постмодернистской культуры дня сегодняшнего. Всякий такой эксперимент – практически всегда на ура воспринимается публикой, но каждый раз содержит большой вопрос: а нужно ли? а адекватно ли оригиналу будет? а не все ли, что хотел автор сказать, он уже сказал, избегая дополнительных средств выразительности? Вопросы дискуссионные, и их правомерно будут задавать всякий раз, когда подобная попытка предпринимается. А предприниматься они будут еще не раз, даже, скорее всего, количество таких попыток будет все множиться и множиться по нарастающей…

Философская притча, но рассказанная лирично, с романтической приподнятостью, по сути, автобиографична, что более чем уместно к юбилею. Мы все понимаем, что мастер рассказывает о себе, но это не выглядит претензией, самолюбованием, потому что одновременно это и рассказ о человеке вообще, призыв к каждому – осознать свое предназначение на земле и спешить делать добро. Васильев очень чуток к музыке Моцарта – танец, придуманный им, абсолютно естественно вытекает из звучащего космоса австрийского гения – каждое движение, каждая линия, каждая сцена музыкальны, они развивают идеи, которые слышны из оркестровой ямы или несутся в вокальных ламентациях солистов и хора. Поэтому не возникает ощущение нарочитой иллюстративности, нет примитивного стремления визуализировать музыку, искусственно дополнить звук картинкой и действием. И в этом, конечно, тоже сила спектакля, легко преодолевающего скепсис как меломанов-пуристов, так и балетоманов.

Положительный или отрицательный ответ на этот вопрос будет дан – зависит от меры вкуса, от художественной убедительности очередной попытки. А еще стоит помнить, что большие художники – наиболее восприимчивы к веяниям времени, лучше простых смертных улавливают вибрации вселенной, которые порождают у них желание к самовыражению. Таков, конечно же, и народный артист СССР Владимир Васильев – знаменитый на весь мир танцовщик, гений русского балета. А еще он – талант многогранный: хореограф, режиссер, поэт, художник. Как верно заметила когда-то мудрая Ирина Антонова, «он владеет тем, что мы называем “вторым призванием” или “скрипкой Энгра”, то есть когда человек одного творческого направления успешно действует и в каком-то другом». Это так красиво Ирина Александровна выразила давнюю народную мудрость – «талантливый человек талантлив во всем».

Закончив танцевать, Васильев не закончил творить: и в восемьдесят он фонтанирует идеями, его мятущаяся душа художника постоянно ищет и стремится выразить себя в самых разных ипостасях. А иногда эти ипостаси словно сходятся – и тогда получается «синтетическое варево», жанровую принадлежность которого трудно определить. Да и надо ли?

Теперь очередь дошла до Реквиема Моцарта. К этому творению Васильев подступается уже не впервые. В середине 1990-х в «Новой опере» он поставил вместе с Евгением Колобовым знаменательный спектакль «О, Моцарт! Моцарт…», объединивший оперу Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери» и лебединую песню зальцбургского гения. И вот теперь очередь дошла до «чистого Моцарта». Впрочем, и здесь, в новорожденном спектакле «И воссияет вечный свет», не обошлось без музыкальных инъекций иного плана – в прологе спектакля звучит не больше, не меньше – джаз: авторские импровизации казанского композитора Евгения Борца. А в финале, чтобы дать ему оптимистическую краску – «Аллилуйя» из известного моцартовского мотета «Экзультате, юбиляте» в редакции Ефрема Подгайца. А джаз своими медитативно-философичными «блужданиями» словно настраивает на действо, протягивая ниточку из дня сегодняшнего в мир грез, фантазий, размышлений, переживаний.

Огромное впечатление оставляет чисто музыкальная часть спектакля: величественное и проникновенное пение хора прославленного многолетнего хормейстера театра Любови Дразниной и филигранная, стилистически достоверная игра оркестра, в котором даже духовые соло сделаны на отлично, дают почувствовать красоту бессмертного моцартовского творения с особой силой и испытать настоящий восторг. Великолепен квартет солистов-вокалистов: ясное и звонкое сопрано примадонны Татарской оперы Гульноры Гатиной пленяет с первого звука и явственно напоминает пение ангелов; выразительное и терпкое меццо мариинской дивы Екатерины Сергеевой всегда отличается глубоким смысловым интонированием, и в моцартовской мессе это прозвучало по особому весомо; легкий лирический тенор Ярослава Абаимова из московской «Новой оперы» был стилистически идеален в этой музыке, напомнив об искусстве легендарных Фрица Вундерлиха или Петера Шрайера; весомый и выразительный бас Евгений Ставинский из того же театра ожидаемо убеждал – все вокалисты подают свои партии с впечатляющим блеском. Над всем царит главный дирижер Татарского театра Ренат Салаватов: многоопытному маэстро удалось спаять воедино все компоненты сложносочиненного опуса, сотворив звучащее столь же гармоничным, как и сам спектакль знаменитого юбиляра.

Эстетичная хореография Васильева, деликатно иллюстрирующая музыкальные идеи великого Моцарта, в которой занят квинтет балетных пар в исполнении интернационального состава первоклассных солистов (Аманда Гомес и Михаил Тимаев, Таис Диоженес и Вагнер Карвальо, Александра Елагина и Ильнур Гайфуллин, Алина Штейнберг и Антон Полодюк, Мана Кувабара и Алессандро Каггеджи) и великолепный казанский кордебалет, сочетается с стилистически достоверным пением театрального хора, которому помимо вокала вменено пусть и не очень обременительное и активное, но все же сцендвижение, отличными работами квартета солистов-вокалистов, а также масштабной сценографией Виктора Герасименко, основанной на игре динамичных зеркальных поверхностей, выразительным светом Айвара Салихова и занимательной компьютерной графикой Эрика Исламова, в основу которой положены живописные работы Васильева-художника. А еще звучат стихи – в исполнении самого автора-юбиляра, который постоянно находится на сцене, являясь неотъемлемой интегративной частью действа.

Спектакль-приношение имеет, конечно, бенефисный характер и исповедальный настрой, но хотелось бы, чтобы он задержался в репертуаре – как новое слово в музыкально-театральном искусстве. Ведь вечные рассуждения о смысле бытия и смысле искусства, о поисках творческой личности, они заставляют не только наслаждаться искусством, но стимулируют работу мысли и чувства. А душа, как известно, обязана трудиться…

Александр Матусевич